На этих вечеринках не умолкали споры не только о политике, но и о литературе и искусстве. Там часто упоминались имена М. Горького, Л. Андреева, А. Куприна, А. Блока… Спорили яростно, ожесточенно, объединяясь восторженно лишь вокруг имен Горького и Блока. И там же я впервые узнал о Собинове, после чего мне неудержимо захотелось услышать его самого.
Увидеть Собинова – именно увидеть, а не услышать, мне удалось лишь летом 1917 года. Наша семья жила тогда на Васильевском острове, и я случайно забрел на территорию воинских казарм, расположенных в районе Большого проспекта. Был жаркий июньский день. Мое внимание привлек красивый статный поручик в белом кителе и белой фуражке, оживленно беседующий с группой солдат-вольноопределяющихся. Из разговоров я понял, что этот офицер не кто иной, как сам знаменитый Собинов, призванный царским правительством на военную службу во время первой мировой войны. Это тогда вызвало бурю возмущения и рассматривалось как месть за его демократические убеждения.
Ближе узнать Собинова и познакомиться с ним лично, наблюдать его вне сцены, мне пришлось только в начале 30-х годов, в Московском клубе мастеров искусств, где я выполнял уже функции «домового». В этом клубе, знаменитом «Пименовском подвале», Собинов не только участвовал в концертах, но и пел в шуточном хоре народных артистов республики, под управлением выдающихся актеров И. М. Москвина и М. М. Климова.
В репертуаре хора, пародирующего дореволюционных солдатских «песельников», преобладали залихватские маршевые песни – «Соловей-пташечка» и другие. Но были и народные песни, в которых Собинов проникновенно солировал, а маститые хористы исполняли припев.
В 30-х годах это был, конечно, уже не тот статный красавец, каким я встретил его в семнадцатом году. Но, несмотря на появившуюся тучность, он продолжал оставаться элегантным, красивым. Так же, как и Качалов в драматическом театре, Собинов в оперном театре являл собой образец умного, образованного, высокоинтеллигентного артиста.